I. 
Никогда не посоветую никакому народу вносить изменения в свои древние установления, которые всегда имеют самые серьёзные причины для своего существования и почти никогда не находят достойной замены. Ничто не совершается случайно, ничто не существует без причины, и человек, который разрушает, - это всего лишь накопивший силы ребёнок, которого просто жаль. 

II.
Голоса надобно взвешивать, а не считать. 

Не знаю, сколько [у тебя] слуг, но если их даже пятьдесят, то я взял бы на себя смелость оценить все эти голоса вместе взятые несколько менее, чем один [твой]. Именно высшие сословия поддерживают охранительные принципы и здравые государственные идеи. 

В отношении блага отечества сотня генуэзских лавочников значит для меня меньше, чем один дом Бриньоль. 

III.
Все истинные философы, все настоящие политики и законодатели, которые, по существу, являются самыми великими из людей, единодушны в том, что посты, связанные с управлением, вообще надо отдавать богатому дворянству. Только собственник по-настоящему является гражданином; спору нет, все прочие должны иметь право на справедливость, защиту и свободу во всех своих законных начинаниях, но они же должны соглашаться с тем, что ими управляют. Человек благородный, богатый, достаточно просвещённый литературой и науками о нравственности располагает всем необходимым для правления. 

IV.
Сам Бог является создателем этой верховной власти, и именно Ему мы подчиняемся в лице Государя. Ни под каким предлогом его нельзя судить, ни под каким предлогом нельзя проявлять непослушание по отношению к нему, кроме преступления, которое он надумает совершить; если же он повелевает совершить это преступление, тогда возможно убийство, однако личность Государя священна и ничто не может служить причиной мятежа.

V.
Каждый раз, когда наука и богатство начинают принадлежать многим и когда сильная и хорошо поощряемая религия оказывается не в состоянии предотвратить мятежи, рождается безудержная и всемогущая гордыня, которая не хочет довольствоваться вторыми ролями. Тогда она изо всех сил начинает посягать на знать, чтобы заполучить первенство, которое принадлежит знати и должно принадлежать ей во всей стране; последняя начинает сопротивляться, и в разразившемся противоборстве престол рушится.

VI.
Все великие люди отличались нетерпимостью, но так оно и должно быть. Если встречается добродушный князь, ему надо проповедовать о терпимости для того, чтобы завлечь его в западню и чтобы тем самым у поверженного им противника хватило времени восстать, воспользовавшись этой терпимостью, и в, свою очередь, повергнуть своего врага. Поэтому проповедь Вольтера, который непрестанно твердит о терпимости, обращена к глупцам, одураченным или тем, кому вообще все равно». 

VII.
Всякое большое политическое зло и особенно злостные нападки на государство можно предотвратить или отринуть только равным по силе противодействием. Это одна из бесспорных политических аксиом. В любой опасности, которую только можно вообразить, все сводится к римской формуле, которая гласит: Videant consules, ne quid respublica detrimentum capiat («Пусть консулы смотрят, чтобы республика не понесла ущерба»). Что касается мер противодействия, то самой лучшей (исключая всякое преступление) является та, которая приводит к успеху. Если Вы думаете только о жестокостях Торквемады, не думая о том, что они смогли предотвратить, Вы перестаете размышлять разумно. 

VIII.
Господин граф, в естественных науках, как известно, всегда речь идет о средних величинах: там постоянно говорят о среднем расстоянии, средней скорости движения, средней протяженности времени и. т. д. Пришла, наконец, пора перенести это понятие и в политику и осознать, что самыми лучшими установлениями являются не те, которые обещают человеку максимально возможное благополучие в какой-либо момент истории, а те, которые наделяют максимально возможным благополучием максимально возможное количество поколений. Я называю это усредненным благополучием и не думаю, что в этом отношении могли бы существовать какие-либо затруднения. 

IX.
Не проводить освобождение от крепостной зависимости слишком широко, никоим образом не способствовать ему принятием какого-либо закона, ибо всякий закон, принятый в этом направлении, был бы просто смертельным; в то же время необходимо всеми возможными средствами умалять те злоупотребления, которые могут заставить народ еще сильнее желать этого освобождения. 

X. (О будущем России) 
По мере того, как крепостные станут эту свободу обретать, их начнут окружать более чем подозрительные наставники и священники, не имеющие ни силы, ни уважения. Оказавшись в таком положении и не имея никакой подготовки, они неминуемым образом резко перейдут от суеверия к атеизму и от бездеятельного послушания к безудержной деятельности. На людях такого темперамента свобода скажется так, как горячее вино воздействует на человека, к нему не привыкшего. Один только её вид опьянит тех, кто ещё не вкусил её. Вполне может получиться так, что при таком всеобщем умонастроении появится какой-нибудь новый Пугачев с университетским образованием (что легко может произойти, потому что производство таковых налажено), присовокупим сюда равнодушие, беспомощность и тщеславие некоторых дворян, иноземное злодейство, козни той отвратительной секты [протестантов], которая никогда не дремлет, прочие всевозможные обстоятельства, и тогда государство, сообразно всем законам вероятности, рухнет в прямом смысле этого слова.

Взято из «Четыре неизданные главы о России» и писем графа де Местра. 

Читайте также: Ю. Эвола - «Жозеф де Местр – Учитель Правой мысли»